Этот мир так хорош за секунду до взрыва... (с)
26.05.2009 в 03:43
Пишет O.Sadey:"Осознание", RPS, NC-17, слэш, Коясу Такехито х Секи Томоказу
Автор: О.Садей
Фэндом: RPS
Пейринг: Коясу Такехито х Секи Томоказу
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance
Посвящается: Ken Hidaka-Kitaura. С днем рождения, кошак.
Фанфик написан по заказу Кена, ему на день рождения. Никаких условий не было, кроме пейринга: Коясу Такехито + Секи Томоказу. Да не убьют меня поклонники этих двух сейю. Романтика, нц, мои глюки, творение, вымученное за три часа чистого времени в те дни, когда я ну никак не могла связаться с любимым человечком. Не бейте тапками, пожалуйста...
читать- Такехито-сан! – звукорежиссер взвыл, срывая с головы наушники. – Вы безбожно фальшивите, Такехито-сан, как можно!
Коясу устало опустился на стул, потер переносицу.
- Я не могу больше, - признался он. – Извините. На сегодня хватит.
Не слушая возражений и сетований звукорежиссера, сейю собрал свои вещи и выскользнул из студии. За окном было темно. У мужчины мелькнула мысль вернуться в студию, в тепло, к ставшими уже привычными за несколько дней ругательствам звукорежиссера, вернуться к работе над новым проектом, к записям, но сил не было даже на то, чтобы отойти от потрясающе горячей батареи.
- Добрый вечер, Коясу-кун! – жизнерадостный голос его товарища по прошлому проекту заставил Коясу встрепенуться. - Что с тобой?
В голосе Секи Томоказу сквозило сочувствие, ранившее Такехито, но все же тот был рад видеть старого друга.
- Я просто устал. Добрый вечер.
- Давай, отвезу тебя домой?
Коясу сначала согласился, а потом уже подумал, что не следовало обременять Секи транспортировкой себя, любимого. Однако Томоказу уже вел его к выходу из здания, что-то радостно щебеча.
В машине было тепло и уютно. Тихо играла какая-то ненавязчивая музыка, теплый плед, которым накрыл его друг, грел Коясу гораздо лучше его собственного одеяла. Про то, что и он был на своих «колесах», Такехито как-то забыл... Вспомнил только тогда, когда передал Секи связку с ключами, два из которых были от квартиры.
Я увидел его в студии звукозаписи, когда сам уже шел домой. Он стоял около подоконника, и его глаза лихорадочно блестели. Однако меня узнал, поздоровался, позволил увести себя в машину. Но все-таки мне кажется, он плохо представлял, что делает, и что с ним делаю я. Дремал на заднем сидении моей машины, пока я искал его дом. Я ведь никогда не был у него в гостях... Когда вошел – даже удивился. Мне казалось, что так запустить свое жилище нельзя. В прихожей Сиде таракан размером с мышь, на которого Коясу-кун не обратил внимания. Я довел его до спальни, помог раздеться. Его лихорадило... Приехавший через полчаса врач оставил какие-то лекарства и посоветовал несколько дней не выходить на улицу. Сомневаюсь, что Коясу его слышал, но все-таки кивнул... Однако пристальный докторский врач не обманешь, и доктор поманил меня с собой... На кухне я смахнул крошки со стола, стыдливо накрыл полотенцем грязную посуду. Врач невозмутимо сел на стол.
- Томоказу-сан, позаботьтесь о Такехито-сан, пожалуйста. Вы же видите, сам он завтра же опять куда-нибудь убежит, и заработает как минимум ангину.
- Что мне делать? – растеряно поинтересовался я, пытаясь вспомнить, называл ли врачу свое имя. Кажется, не называл...
- Просто будьте рядом, следите, чтобы Такехито-сан пил все выписанные мною лекарства и через неделю приведите его ко мне на прием. Позвоните ему на работу и скажите, что он заболел. Кормите его домашней едой. Хорошо, Томоказу-сан?
- Да, доктор.
Когда врач был уже на лестничной площадке, он вдруг заискивающе улыбнулся:
- Томоказу-сан, можно взять у вас автограф?
Да, плохая штука – известность...
Приведение в порядок холостяцкого жилица Такехито заняло больше двух часов. Учитывая то, что со службы я его привез около часа ночи, так что смысла ложиться спать я не видел, тем более что на сутки до этого я выспался, похоже, на пару лет вперед... Тело сладко заныло при одном воспоминании о человеке, с которым я до этого провел ночь. Щеки заалели... Если Коясу-кун узнает об этой моей милой особенности, то все, конец нашему подобию дружбы...
- Доброе утро, Секи-кун.
- Ты чего встал, а ну-ка ложись! – я отреагировал раньше, чем подумал, о чем, собственно, говорю. Коясу рассмеялся, привалился к косяку. – Коясу-кун!
- Ты ведешь себя как Оми.
Оми? Почему он вспомнил персонажа аниме, которое мы озвучивали больше года назад? Даже не моего персонажа, а Хиро-куна? Да, в общем-то, какая разница.
- Я веду себя как человек, которому поручили следить за тобой, Коясу-кун! – я с грохотом поставил на стол кастрюлю супа. – Иди и ложись в кровать, я уже позвонил, предупредил, что ты болеешь. Так что не разочаровывай своих нанимателей, Такехито.
Он потер переносицу. Медленно поднял голову, столь же медленно уголки его губ поползли к вискам. Чертовски красивый Коясу-кун. Может быть, у меня странный вкус, но и он действительно чертовски красив. Коясу сделал шаг и буквально обвалился на табурет. Я кинулся было его поймать, и, естественно, кастрюля, которую я забыл выпустить из рук, опасно накренилась... Вот радость-то была бы коту, если б он жил в доме Коясу Такехито! Большая часть куриного бульона оказалась на полу. Кто-то из нас остался без завтрака. Можете угадать, кто?
Выслушав все мои заверения, что я не голоден, Коясу со скоростью голодного лабрадора вылакал (иначе я сказать не могу) бульон и все еще голодными глазами посмотрел в сторону холодильника:
- Ты очень хорошо готовишь, Секи-кун.
- А у тебя высокая температура, - сердито, но несколько не в тему отозвался я, прижимаясь губами к его лбу. В животе что-то перевернулось и стало горячо и приятно, а щеки снова расцвели румянцем. Посмотрев на Коясу, я краем сознания отметил, что его лицо также залито краской, но не придал этому особого значения. – Ложись.
Такехито с неожиданной покорностью проковылял в спальню, упал на кровать, в полете стянул с себя халат. При взгляде на его тело сердце совершило немыслимый кульбит, и забилось быстро-быстро, будто собиралось выскочить из груди. Я опустился на стул, стоящий возле двери:
- Мне надо на работу, так что я уеду. Вечером вернусь и проверю, как ты тут. Не уходи никуда, договорились?
- А как же...
- Что? – я выжидательно уставился на задумавшегося Коясу. Он явно придумывал причину не задерживаться дома вопреки моим просьбам, так, чтобы я не придрался и попросту не запер его в квартире, забрав с собой ключи. Похоже, я так и сделаю. О чем его честно предупредил. Коясу обезоруживающе поднял руки:
- Хорошо, я не буду никуда уходить! Поверишь мне на слово?
- Поверю.
Я глянул на часы и мухой слетел со стула. Через двадцать минут мне нужно быть на другом конце города, а я еще не одет! Коясу посмеивался, наблюдая за моими метаниями. Каким-то более чем таинственным образом мои вещи оказались раскиданы по комнате Коясу, ключи от машины я нашел на его одеяле.
- Секи.
Я обернулся у самой двери, замер в процессе натягивания шапки.
- Вернись обязательно.
Вернусь, Коясу-кун. Обязательно вернусь.
- Как же я тебя брошу-то, я обещал...
Когда я в половине восьмого ввалился в помещение, то Такехито сидел, обняв катану, в кресле, завернутый в одеяло. Катана у него осталась, кажется, еще со времен съемок «Белого креста». Хотя, может быть, она была у него и раньше, я не знаю. И он спал.
Я прокрался на кухню, запер за собой дверь, принялся разбирать пакеты. В холодильнике не стало меньше ни на одну единицу продукта, значит, весь день Коясу ходил голодным. Что ж, сейчас, надеюсь, он хоть чем-нибудь перекусит... Не отравится же, тем более что готовлю я хорошо. Долго, но хорошо.
Смею надеяться, что его разбудил запах, а не мое пение. Я решил угостить его чем-нибудь из европейской кухни, точнее, не европейской, а русской народной... Ну да это мелочи, не заслуживающие внимания. Любой повар сидел бы и умилялся, глядя, как еще утром совсем больной человек сидит и наворачивает за обе щеки то, что русские называют таинственными словами «куриный суп». По мне так от супа в нем только название, больше похоже на горячий салат из картошки, курицы и макарон, замешанный на курином бульоне, который я еще вчера сварил, но мне он нравится. Коясу тоже понравился.
- Секи-кун, ты классный! – с детским восторгом заявил он, опираясь локтями на стол. – Хорошо же все-таки болеть, когда есть кому о тебе позаботиться!
Я фыркнул:
- А теперь обратно в постель, болеющий.
Я сидел ярдом с ним и читал ему вслух перевод какой-то американской фантастики. Коясу признался, что давно хотел прочитать эту книжку, но времени не хватало, а вот теперь ее ему читал я. Вслух, с выражением, чуть ли не в лицах показывая зацепившие мня эпизоды. Я читал бы всю ночь, но он перебил меня тихим вздохом:
- Вот оно, счастье... – в ответ на мой недоуменный взгляд он рассмеялся, подчеркнуто неспешно закутался в одеяло, как гусеница в кокон, подошел к окну. – Тепло и тихо. Почти нормальное состояние и наконец-то не болит голова. Спокойно. Рядом друг, а не посторонняя девушка, которая придет и уйдет, ка тень... Счастье. Крупица счастья пришла в мое жилище...
Я поднялся с края кровати, на которой сидел, подошел к книжным полкам.
- Счастье никуда не уходит. Оно всегда с нами, оно ж не насморк, оно не может придти и уйти. Нужно только чувствовать его, осознавать, что оно рядом. Бывает, что люди не замечают его, отгораживаются от него мнимыми проблемами, и чем дальше, тем больше этих преград, тем менее заметны золотые проблески счастья. Понимаешь? Нужно верить. Тогда все получится. Обязательно.
- Снег идет...
- Что? – я повернулся к нему. Коясу стоял у окна и смотрел на улицу.
- Идет снег, - он повернулся ко мне с сияющими глазами. – Снег, в центре Токио. Это ведь тоже счастье, да?
- Да. Маленькая радость, из которых оно и состоит.
- Перья линяющих ангелов...
- Что?..
- Есть такое стихотворение... Про снег. Я его наизусть помню. Снег... Перья линяющих ангелов, что с Богом как будто на «ты». Снег – белые перья, что падают с головокружительной высоты...
Коясу прислонился к подоконнику спиной, продолжая нараспев произносить строки.
- Белые перья, что сыплются с крыльев безгрешных юнцов. Снегом все счастье выльется в самом конце всех концов... – шаг в мою сторону. Я смотрел на него, не силясь пошевелиться, как под гипнозом. – Блеском застывших снежинок видятся звезды для них, калейдоскопом картинок время укроет одних, сыплется снегом из тучек для остальных перьев шквал. Инеем станет скрипучим пуховой линьки обвал. Ангелы – это же самое светлое чудо! – я осознал себя прижатым к стене. Коясу был крупнее меня, выше, а я перед ним – как тростинка, как перепуганный котенок. Он продолжал смотреть на меня, продолжал говорить. – Яркие отблески солнца в пространствах иных, - ласковое прикосновение к щеке, дыхание у самой щеки. – Перья линяющих ангелов будут снегом пушистым на просторах земных.
Стихотворение закончилось, а Коясу остался. Молчал, глядя на меня. Я почувствовал, как спина под тонкой футболкой покрылась испариной. Одеяло сползло с Коясу, он прижимался ко мне, как будто хотел согреться, вжимался всем телом, и я чувствовал его возбуждение. Он едва заметно гладил мои ребра поверх одежды, слегка улыбался. А его глаза смеялись. Я собрался было обидеться, но было в их выражении что-то, что заставило меня замереть. Я и так не пытался высвободиться, а сейчас остановилось даже сердце. А может, и не сердце – может, это время стало тягучим, как карамель, и обволакивало нас обоих, словно веревкой связывало, притягивало друг к другу, так, что мы просто не могли разорвать объятий. Бег за невозможным закончился, осталось только то, о чем я всегда мечтал – объятия желанного человека, сердце рядом, бьющееся, будто перед гильотиной, через кожу и тонкую ткань.
- Секи, - тихий голос. – Сегодня католические рождество. Сделай мне подарок, Секи... – его горячие губы, прижимающиеся к моим, широкая ладонь, скользнувшая под футболку. Почти больно в паху и приятно заныло что-то в животе.
- Какой? – нахожу в себе силы на шепот. Спокойный голос не получается, дрожит, срывается на хрип. А он, похоже, спокоен, только выпуклость на пижамных брюках дает мне понять, что он все так же возбужден.
Одной рукой он расстегивает мои джинсы, гладит меня через белье:
- Можно?
- Да, - на выдохе, толкаясь ему в руку. Все то время, когда мы работали вместе, он был живым искушением, был рядом и в то же время так далеко, а сейчас он просит сам, он хочет... Один вечер, только один, но зато со мной будет он, он, мой Коясу!
Жадный поцелуй, как будто он понимает, насколько я его хочу, и сам отдает то, что я стремлюсь взять, - нежность, заботу, ласку... Грубость, жесткие пальцы, впившиеся в ягодицы, сильные, до хруста ребер, объятия. Я бы не сопротивлялся, если бы он взял меня прямо там, у стены, без подготовки, но он в последний раз пропустил мою плоть через кольцо пальцев и с сожалением, которое я прочитал в его глаза, отодвинулся. Не говоря ни слова, потянул меня за собой, толкнул на кровать. Кожа горела там, где его губы касались моего тела, а горячие руки доводили до безумия. До самого сладкого безумия в моей жизни.
- Коясу... – на выдохе, переводя имя в стон. Выгибаясь под руками с огрубевшими пальцами, которые щекотали кожу там, где она была чувствительнее всего. Я зажмурился, чувствуя, как горят щеки. Казалось, что если предательская счастливая слезинка все же выкатится из-под века, то испарится на щеке, будто на сковороде.
Я услышал его довольное бормотание. Нет слов, только интонации. Успокаивающе интонации и ощущение его пальцев внутри. До ужаса приятно и чуточку больно, и я насаживаюсь на его пальцы, смотрю на него из-под полуоткрытых век. Боль разрастается. Когда он успел добавить уже третий палец? Когда был второй?! Он растягивает меня, разминает, что-то шепчет и гладит мой член.
- Перевернись, - ненамного громче, но я улавливаю, заставляю себя подставить ему незащищенную часть своего бренного тела. Почему-то мне стыдно, хочется сказать что-то, но он не замолкает и сам, шепчет что-то. Он пытается войти мягко, но я сам подаюсь назад, вскрикивая от боли, смешанной с наслаждением.
- Секи, - нотка изумления.
- Не останавливайся...
- Мазохист... – как-то неосознанно, мимоходом. Все правильно. Простынь трещит под пальцами, а по телу разливаются волны удовольствия. Большой, Коясу, какой же ты большой...
Мы кончили одновременно, и он навалился на меня, тяжело дыша мне в ухо. Не хотелось даже шевелиться, не то что делать что-то... Но надо. Нельзя оставаться. Нельзя. Преодолевая томную расслабленность, остаточную боль. Встать. Полшага – на большее я не способен, и от легкого толчка я падаю обратно
- Не уходи, Секи... – умоляющим тоном. – Не надо... Не уходи...
Какой же ты глупый, Коясу-кун... Ты сделаешь больно нам обоим, если заставишь меня остаться сейчас, вообще остаться... так будет только хуже! Я хочу сказать это вслух, даже поворачиваюсь к нему, но слова застревают в горле.
- Секи... – по его щекам сбегают слезы. Он сжимаешь мою руку, как утопающий – спасательный круг. – Не уходи, Секи...
Я понимаю, что должен все-таки уйти, но следующие слова пригвоздили меня к месту:
- Я люблю тебя, Секи...
- Ты понимаешь, что ты говоришь? – будто бы это произношу не я. Коясу часто-часто кивает, с неожиданной силой стискивает мое запястье.
- Люблю... – пробую слово на вкус. – Люблю, - повторяю уже более осмысленно. О, Боги. Я понял, как называется это чувство. И повторил твои слова. И остался.
URL записиОсознание
Автор: О.Садей
Фэндом: RPS
Пейринг: Коясу Такехито х Секи Томоказу
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance
Посвящается: Ken Hidaka-Kitaura. С днем рождения, кошак.
Фанфик написан по заказу Кена, ему на день рождения. Никаких условий не было, кроме пейринга: Коясу Такехито + Секи Томоказу. Да не убьют меня поклонники этих двух сейю. Романтика, нц, мои глюки, творение, вымученное за три часа чистого времени в те дни, когда я ну никак не могла связаться с любимым человечком. Не бейте тапками, пожалуйста...
читать- Такехито-сан! – звукорежиссер взвыл, срывая с головы наушники. – Вы безбожно фальшивите, Такехито-сан, как можно!
Коясу устало опустился на стул, потер переносицу.
- Я не могу больше, - признался он. – Извините. На сегодня хватит.
Не слушая возражений и сетований звукорежиссера, сейю собрал свои вещи и выскользнул из студии. За окном было темно. У мужчины мелькнула мысль вернуться в студию, в тепло, к ставшими уже привычными за несколько дней ругательствам звукорежиссера, вернуться к работе над новым проектом, к записям, но сил не было даже на то, чтобы отойти от потрясающе горячей батареи.
- Добрый вечер, Коясу-кун! – жизнерадостный голос его товарища по прошлому проекту заставил Коясу встрепенуться. - Что с тобой?
В голосе Секи Томоказу сквозило сочувствие, ранившее Такехито, но все же тот был рад видеть старого друга.
- Я просто устал. Добрый вечер.
- Давай, отвезу тебя домой?
Коясу сначала согласился, а потом уже подумал, что не следовало обременять Секи транспортировкой себя, любимого. Однако Томоказу уже вел его к выходу из здания, что-то радостно щебеча.
В машине было тепло и уютно. Тихо играла какая-то ненавязчивая музыка, теплый плед, которым накрыл его друг, грел Коясу гораздо лучше его собственного одеяла. Про то, что и он был на своих «колесах», Такехито как-то забыл... Вспомнил только тогда, когда передал Секи связку с ключами, два из которых были от квартиры.
Я увидел его в студии звукозаписи, когда сам уже шел домой. Он стоял около подоконника, и его глаза лихорадочно блестели. Однако меня узнал, поздоровался, позволил увести себя в машину. Но все-таки мне кажется, он плохо представлял, что делает, и что с ним делаю я. Дремал на заднем сидении моей машины, пока я искал его дом. Я ведь никогда не был у него в гостях... Когда вошел – даже удивился. Мне казалось, что так запустить свое жилище нельзя. В прихожей Сиде таракан размером с мышь, на которого Коясу-кун не обратил внимания. Я довел его до спальни, помог раздеться. Его лихорадило... Приехавший через полчаса врач оставил какие-то лекарства и посоветовал несколько дней не выходить на улицу. Сомневаюсь, что Коясу его слышал, но все-таки кивнул... Однако пристальный докторский врач не обманешь, и доктор поманил меня с собой... На кухне я смахнул крошки со стола, стыдливо накрыл полотенцем грязную посуду. Врач невозмутимо сел на стол.
- Томоказу-сан, позаботьтесь о Такехито-сан, пожалуйста. Вы же видите, сам он завтра же опять куда-нибудь убежит, и заработает как минимум ангину.
- Что мне делать? – растеряно поинтересовался я, пытаясь вспомнить, называл ли врачу свое имя. Кажется, не называл...
- Просто будьте рядом, следите, чтобы Такехито-сан пил все выписанные мною лекарства и через неделю приведите его ко мне на прием. Позвоните ему на работу и скажите, что он заболел. Кормите его домашней едой. Хорошо, Томоказу-сан?
- Да, доктор.
Когда врач был уже на лестничной площадке, он вдруг заискивающе улыбнулся:
- Томоказу-сан, можно взять у вас автограф?
Да, плохая штука – известность...
Приведение в порядок холостяцкого жилица Такехито заняло больше двух часов. Учитывая то, что со службы я его привез около часа ночи, так что смысла ложиться спать я не видел, тем более что на сутки до этого я выспался, похоже, на пару лет вперед... Тело сладко заныло при одном воспоминании о человеке, с которым я до этого провел ночь. Щеки заалели... Если Коясу-кун узнает об этой моей милой особенности, то все, конец нашему подобию дружбы...
- Доброе утро, Секи-кун.
- Ты чего встал, а ну-ка ложись! – я отреагировал раньше, чем подумал, о чем, собственно, говорю. Коясу рассмеялся, привалился к косяку. – Коясу-кун!
- Ты ведешь себя как Оми.
Оми? Почему он вспомнил персонажа аниме, которое мы озвучивали больше года назад? Даже не моего персонажа, а Хиро-куна? Да, в общем-то, какая разница.
- Я веду себя как человек, которому поручили следить за тобой, Коясу-кун! – я с грохотом поставил на стол кастрюлю супа. – Иди и ложись в кровать, я уже позвонил, предупредил, что ты болеешь. Так что не разочаровывай своих нанимателей, Такехито.
Он потер переносицу. Медленно поднял голову, столь же медленно уголки его губ поползли к вискам. Чертовски красивый Коясу-кун. Может быть, у меня странный вкус, но и он действительно чертовски красив. Коясу сделал шаг и буквально обвалился на табурет. Я кинулся было его поймать, и, естественно, кастрюля, которую я забыл выпустить из рук, опасно накренилась... Вот радость-то была бы коту, если б он жил в доме Коясу Такехито! Большая часть куриного бульона оказалась на полу. Кто-то из нас остался без завтрака. Можете угадать, кто?
Выслушав все мои заверения, что я не голоден, Коясу со скоростью голодного лабрадора вылакал (иначе я сказать не могу) бульон и все еще голодными глазами посмотрел в сторону холодильника:
- Ты очень хорошо готовишь, Секи-кун.
- А у тебя высокая температура, - сердито, но несколько не в тему отозвался я, прижимаясь губами к его лбу. В животе что-то перевернулось и стало горячо и приятно, а щеки снова расцвели румянцем. Посмотрев на Коясу, я краем сознания отметил, что его лицо также залито краской, но не придал этому особого значения. – Ложись.
Такехито с неожиданной покорностью проковылял в спальню, упал на кровать, в полете стянул с себя халат. При взгляде на его тело сердце совершило немыслимый кульбит, и забилось быстро-быстро, будто собиралось выскочить из груди. Я опустился на стул, стоящий возле двери:
- Мне надо на работу, так что я уеду. Вечером вернусь и проверю, как ты тут. Не уходи никуда, договорились?
- А как же...
- Что? – я выжидательно уставился на задумавшегося Коясу. Он явно придумывал причину не задерживаться дома вопреки моим просьбам, так, чтобы я не придрался и попросту не запер его в квартире, забрав с собой ключи. Похоже, я так и сделаю. О чем его честно предупредил. Коясу обезоруживающе поднял руки:
- Хорошо, я не буду никуда уходить! Поверишь мне на слово?
- Поверю.
Я глянул на часы и мухой слетел со стула. Через двадцать минут мне нужно быть на другом конце города, а я еще не одет! Коясу посмеивался, наблюдая за моими метаниями. Каким-то более чем таинственным образом мои вещи оказались раскиданы по комнате Коясу, ключи от машины я нашел на его одеяле.
- Секи.
Я обернулся у самой двери, замер в процессе натягивания шапки.
- Вернись обязательно.
Вернусь, Коясу-кун. Обязательно вернусь.
- Как же я тебя брошу-то, я обещал...
Когда я в половине восьмого ввалился в помещение, то Такехито сидел, обняв катану, в кресле, завернутый в одеяло. Катана у него осталась, кажется, еще со времен съемок «Белого креста». Хотя, может быть, она была у него и раньше, я не знаю. И он спал.
Я прокрался на кухню, запер за собой дверь, принялся разбирать пакеты. В холодильнике не стало меньше ни на одну единицу продукта, значит, весь день Коясу ходил голодным. Что ж, сейчас, надеюсь, он хоть чем-нибудь перекусит... Не отравится же, тем более что готовлю я хорошо. Долго, но хорошо.
Смею надеяться, что его разбудил запах, а не мое пение. Я решил угостить его чем-нибудь из европейской кухни, точнее, не европейской, а русской народной... Ну да это мелочи, не заслуживающие внимания. Любой повар сидел бы и умилялся, глядя, как еще утром совсем больной человек сидит и наворачивает за обе щеки то, что русские называют таинственными словами «куриный суп». По мне так от супа в нем только название, больше похоже на горячий салат из картошки, курицы и макарон, замешанный на курином бульоне, который я еще вчера сварил, но мне он нравится. Коясу тоже понравился.
- Секи-кун, ты классный! – с детским восторгом заявил он, опираясь локтями на стол. – Хорошо же все-таки болеть, когда есть кому о тебе позаботиться!
Я фыркнул:
- А теперь обратно в постель, болеющий.
Я сидел ярдом с ним и читал ему вслух перевод какой-то американской фантастики. Коясу признался, что давно хотел прочитать эту книжку, но времени не хватало, а вот теперь ее ему читал я. Вслух, с выражением, чуть ли не в лицах показывая зацепившие мня эпизоды. Я читал бы всю ночь, но он перебил меня тихим вздохом:
- Вот оно, счастье... – в ответ на мой недоуменный взгляд он рассмеялся, подчеркнуто неспешно закутался в одеяло, как гусеница в кокон, подошел к окну. – Тепло и тихо. Почти нормальное состояние и наконец-то не болит голова. Спокойно. Рядом друг, а не посторонняя девушка, которая придет и уйдет, ка тень... Счастье. Крупица счастья пришла в мое жилище...
Я поднялся с края кровати, на которой сидел, подошел к книжным полкам.
- Счастье никуда не уходит. Оно всегда с нами, оно ж не насморк, оно не может придти и уйти. Нужно только чувствовать его, осознавать, что оно рядом. Бывает, что люди не замечают его, отгораживаются от него мнимыми проблемами, и чем дальше, тем больше этих преград, тем менее заметны золотые проблески счастья. Понимаешь? Нужно верить. Тогда все получится. Обязательно.
- Снег идет...
- Что? – я повернулся к нему. Коясу стоял у окна и смотрел на улицу.
- Идет снег, - он повернулся ко мне с сияющими глазами. – Снег, в центре Токио. Это ведь тоже счастье, да?
- Да. Маленькая радость, из которых оно и состоит.
- Перья линяющих ангелов...
- Что?..
- Есть такое стихотворение... Про снег. Я его наизусть помню. Снег... Перья линяющих ангелов, что с Богом как будто на «ты». Снег – белые перья, что падают с головокружительной высоты...
Коясу прислонился к подоконнику спиной, продолжая нараспев произносить строки.
- Белые перья, что сыплются с крыльев безгрешных юнцов. Снегом все счастье выльется в самом конце всех концов... – шаг в мою сторону. Я смотрел на него, не силясь пошевелиться, как под гипнозом. – Блеском застывших снежинок видятся звезды для них, калейдоскопом картинок время укроет одних, сыплется снегом из тучек для остальных перьев шквал. Инеем станет скрипучим пуховой линьки обвал. Ангелы – это же самое светлое чудо! – я осознал себя прижатым к стене. Коясу был крупнее меня, выше, а я перед ним – как тростинка, как перепуганный котенок. Он продолжал смотреть на меня, продолжал говорить. – Яркие отблески солнца в пространствах иных, - ласковое прикосновение к щеке, дыхание у самой щеки. – Перья линяющих ангелов будут снегом пушистым на просторах земных.
Стихотворение закончилось, а Коясу остался. Молчал, глядя на меня. Я почувствовал, как спина под тонкой футболкой покрылась испариной. Одеяло сползло с Коясу, он прижимался ко мне, как будто хотел согреться, вжимался всем телом, и я чувствовал его возбуждение. Он едва заметно гладил мои ребра поверх одежды, слегка улыбался. А его глаза смеялись. Я собрался было обидеться, но было в их выражении что-то, что заставило меня замереть. Я и так не пытался высвободиться, а сейчас остановилось даже сердце. А может, и не сердце – может, это время стало тягучим, как карамель, и обволакивало нас обоих, словно веревкой связывало, притягивало друг к другу, так, что мы просто не могли разорвать объятий. Бег за невозможным закончился, осталось только то, о чем я всегда мечтал – объятия желанного человека, сердце рядом, бьющееся, будто перед гильотиной, через кожу и тонкую ткань.
- Секи, - тихий голос. – Сегодня католические рождество. Сделай мне подарок, Секи... – его горячие губы, прижимающиеся к моим, широкая ладонь, скользнувшая под футболку. Почти больно в паху и приятно заныло что-то в животе.
- Какой? – нахожу в себе силы на шепот. Спокойный голос не получается, дрожит, срывается на хрип. А он, похоже, спокоен, только выпуклость на пижамных брюках дает мне понять, что он все так же возбужден.
Одной рукой он расстегивает мои джинсы, гладит меня через белье:
- Можно?
- Да, - на выдохе, толкаясь ему в руку. Все то время, когда мы работали вместе, он был живым искушением, был рядом и в то же время так далеко, а сейчас он просит сам, он хочет... Один вечер, только один, но зато со мной будет он, он, мой Коясу!
Жадный поцелуй, как будто он понимает, насколько я его хочу, и сам отдает то, что я стремлюсь взять, - нежность, заботу, ласку... Грубость, жесткие пальцы, впившиеся в ягодицы, сильные, до хруста ребер, объятия. Я бы не сопротивлялся, если бы он взял меня прямо там, у стены, без подготовки, но он в последний раз пропустил мою плоть через кольцо пальцев и с сожалением, которое я прочитал в его глаза, отодвинулся. Не говоря ни слова, потянул меня за собой, толкнул на кровать. Кожа горела там, где его губы касались моего тела, а горячие руки доводили до безумия. До самого сладкого безумия в моей жизни.
- Коясу... – на выдохе, переводя имя в стон. Выгибаясь под руками с огрубевшими пальцами, которые щекотали кожу там, где она была чувствительнее всего. Я зажмурился, чувствуя, как горят щеки. Казалось, что если предательская счастливая слезинка все же выкатится из-под века, то испарится на щеке, будто на сковороде.
Я услышал его довольное бормотание. Нет слов, только интонации. Успокаивающе интонации и ощущение его пальцев внутри. До ужаса приятно и чуточку больно, и я насаживаюсь на его пальцы, смотрю на него из-под полуоткрытых век. Боль разрастается. Когда он успел добавить уже третий палец? Когда был второй?! Он растягивает меня, разминает, что-то шепчет и гладит мой член.
- Перевернись, - ненамного громче, но я улавливаю, заставляю себя подставить ему незащищенную часть своего бренного тела. Почему-то мне стыдно, хочется сказать что-то, но он не замолкает и сам, шепчет что-то. Он пытается войти мягко, но я сам подаюсь назад, вскрикивая от боли, смешанной с наслаждением.
- Секи, - нотка изумления.
- Не останавливайся...
- Мазохист... – как-то неосознанно, мимоходом. Все правильно. Простынь трещит под пальцами, а по телу разливаются волны удовольствия. Большой, Коясу, какой же ты большой...
Мы кончили одновременно, и он навалился на меня, тяжело дыша мне в ухо. Не хотелось даже шевелиться, не то что делать что-то... Но надо. Нельзя оставаться. Нельзя. Преодолевая томную расслабленность, остаточную боль. Встать. Полшага – на большее я не способен, и от легкого толчка я падаю обратно
- Не уходи, Секи... – умоляющим тоном. – Не надо... Не уходи...
Какой же ты глупый, Коясу-кун... Ты сделаешь больно нам обоим, если заставишь меня остаться сейчас, вообще остаться... так будет только хуже! Я хочу сказать это вслух, даже поворачиваюсь к нему, но слова застревают в горле.
- Секи... – по его щекам сбегают слезы. Он сжимаешь мою руку, как утопающий – спасательный круг. – Не уходи, Секи...
Я понимаю, что должен все-таки уйти, но следующие слова пригвоздили меня к месту:
- Я люблю тебя, Секи...
- Ты понимаешь, что ты говоришь? – будто бы это произношу не я. Коясу часто-часто кивает, с неожиданной силой стискивает мое запястье.
- Люблю... – пробую слово на вкус. – Люблю, - повторяю уже более осмысленно. О, Боги. Я понял, как называется это чувство. И повторил твои слова. И остался.
Честно утащенно у автора с разрешения такового.
@темы: Утащенное